В этом свете исторические судьбы нашей страны предстают не каким-то загадочным отступлением от "нормы", как представляется либералам, и не порождением нашей исконной общинности, соборности, духовности и тому подобных предметов поклонения национал-патриотов. Пройденный Россией и СССР исторический путь выступает как закономерный результат действия общих законов развития человечества, преломившихся сквозь призму специфических особенностей нашей страны, - особенностей, также в конечном счете обусловленных всемирной историей и становящихся понятными лишь в ее контексте.
Кто-то справедливо заметил, что на самом деле следует говорить не об особом русском пути, а об особом пути стран нынешнего "золотого миллиарда", представляющих собой центр капиталистической системы и мировых эксплуататоров. Наша же страна делила судьбу абсолютного большинства человечества - быть объектом эксплуатации. Почему-то у нас обычно не обращают внимания на то, что Россия, будучи империей, в то же время принадлежала к периферии капиталистического мира, и даже не к самой ближней его периферии. С XVI в. она была крупным экспортером различных видов сырья и импортером готовых промышленных изделий и технологий, отличаясь от других зависимых стран лишь своим геополитическим положением крупнейшей европейской державы. Мировой капитализм объективно нуждался в ней не только как в источнике сырья и рынке сбыта, но и как в опоре военно-политического равновесия в Европе, в силе, позволявшей своевременно отсекать крайности слева и справа. Тем самым российское самодержавие, особенно в XVIII-XIX вв., выполняло в международном масштабе одну из функций, которые в масштабе национальном выполняет капиталистическое государство. Благодаря этой своей международной функции Россия до определенного момента имела возможность создавать и развивать армию, флот, промышленность, образование и науку европейского уровня, расплачиваясь за все это кровью своих сыновей. Таким образом создавались предпосылки минимизации зависимости и даже ее преодоления, каких не имели другие страны периферии. Но эти предпосылки, разумеется, тяготели не к рынку в пятом его значении, а к его противоположности.
Наши национал-патриоты, предъявляющие массу претензий к Петру I, не замечают, что уже в правление Софьи Алексеевны, если не раньше, для нашей страны формировалась альтернатива: либо обеспечить себе хотя бы минимум экономической, а, следовательно, и политической самостоятельности, выйдя на передовые рубежи тогдашнего научно-технического прогресса и активно включившись в становление концерта европейских держав путем ряда успешных войн, либо превратиться в полуколонию или просто в колонию (точнее, быть разделенной между несколькими метрополиями). Для реализации первого варианта необходимо было "в Европу прорубить окно". Не потому, что ранее Россия была от Европы изолирована по воле ее недальновидных правителей, а потому, что прежде связи России и Западной Европы находились под контролем стран, претендовавших на колониальное господство над Россией, прежде всего Швеции и Речи Посполитой. Но, чтобы в прорубленное окно не хлынула, как это происходит на наших глазах, всякая дрянь, нужен был жесткий государственный контроль над экономикой - экспортом и импортом, приглашением иностранных специалистов и подготовкой собственных, созданием внутри страны современной промышленности (в то время мануфактуры) и т.п.
Во всей последующей истории России ее успехи были тем больше, чем жестче осуществлялось централизованное регулирование экономики. Принцип "laissez fair, laissez passer" никогда не годился для нашей страны, хотя всегда устраивал те группы господствующего класса, которые думали не о ее будущем, а о собственном ускоренном приобщении к мировой цивилизации. Именно интересы этих групп и их зарубежных партнеров способствовали не только закреплению специализации страны на экспорте сырья, но даже превращению ее с конца XVIII в. в экспортера продовольствия, хотя природой она совершенно не приспособлена к этому, находясь почти полностью в зоне рискованного земледелия. Таким образом, "рынок" в принципе мог обеспечить только обусловленное интересами капиталистических метрополий расходование природных и людских ресурсов страны не на собственное, а на чужое развитие.
Россия относится к числу стран второй волны промышленного переворота (середина XIX - первая половина XX вв.)(18). Начало его, как и в других странах этой группы, осложнялось пережитками крепостнической системы и компромиссами с ней. Отношения промышленного капитализма до 1917 г. более или менее сформировались в регионах (Петербург, Центральный промышленный район, Новороссия, Баку и др.), определявших ведущую тенденцию развития, внешних и внутренних хозяйственных связей. Так называемая Великая реформа открыла путь развитию рынка во всех пяти значениях - к счастью для всех нас, не в полной мере. Стал складываться относительно свободный рынок рабочей силы и относительно свободный агроэкспортный рынок. Результатом всех этих свобод оказался, с одной стороны, бум коррупции - невиданный в истории страны взлет взяточничества, казнокрадства и прочего, сравнимый разве что с нынешним. С другой стороны, экспорт сельскохозяйственной продукции с этого времени становится голодным. Как известно, в крепостной России было недоедание, но не было голода, в пореформенной же стране каждые 6-7 лет несколько губерний центральной полосы бывало охвачено голодом. Из сказанного не следует, конечно, что Александру II следовало сохранять крепостное право (на самом деле, его следовало отменить еще Александру I, а то и Петру III). Но если бы власть была способна руководствоваться интересами национального развития, ей нужно было жестче контролировать экономические процессы, в частности, экспорт хлеба, строительство железных дорог и развитие промышленности. Лишения, которые испытывал народ при Петре, по крайней мере обернулись усилением России. Здесь же оказалась подготовленной почва для засилья иностранного капитала во всех жизненно важных отраслях экономики страны.
К началу Первой мировой войны три четверти банковского капитала России находилось под французским, британским, германским контролем, причем большая часть этих капиталов была вложена в промышленные синдикаты. В тех же банках была заложена большая часть помещичьих земель. На эти грозные симптомы монархия Романовых не смогла отреагировать ничем, кроме столыпинской реформы, повторившей "Великую реформу" Александра II в виде жалкого фарса. Разрушая крестьянскую общину, царизм ничем не заменил эту традиционную форму организации, представительства интересов и взаимопомощи. Не сумев даже толком организовать колонизацию свободных земель на востоке страны, самодержавие упустило последний шанс, данный ему природой и историей.
Предреволюционный бум, на который постоянно ссылаются апологеты свободного рынка, сменился бы, даже если бы не грянула война, кризисом. При существовавшем уровне привязанности экономики России к экономике Запада это было неизбежно, а избавиться от зависимости на пути капиталистического развития было практически невозможно. Например, высокие пошлины на ввоз иностранных товаров - традиционный способ поддержки отечественного производителя - с началом эпохи империализма стимулировали приток в страну иностранного капитала, а их снижение наводнило бы страну импортными товарами, по сравнению с которыми отечественные оказались бы неконкурентоспособны. Таким образом, плоды бума в любом случае пожали бы западные монополии, а издержки его пришлось бы нести России. Так случилось с другими странами - экспортерами продовольствия и сырья: центральноевропейскими и латиноамериканскими. Еще в 1928 г. они жестоко пострадали от аграрного кризиса, ставшего одним из механизмов возникновения всеобщего кризиса 1929 г. и Великой депрессии. Заметим, что сельское хозяйство Латинской Америки не оправилось от тех потрясений до 60-х гг. – и это в регионе, не пострадавшем от двух мировых войн, а очень много выигравшем от созданной ими конъюнктуры мирового рынка.
Монопольный контроль империалистических держав устанавливался и над международными отношениями. России как великой державе оставалось все меньше места. С рубежа веков империя Романовых превращается в субимпериалистическую державу. Начиная с совместной с западными державами интервенции в Китай в 1900 г., внешняя и военная политика России все больше подчинялась интересам подлинных империалистических метрополий, прежде всего Великобритании и Франции. Если раньше страна платила кровью за место среди великих держав и относительную независимость развития, то теперь пролитая кровь только закрепляла ее зависимое положение подобно тому, как труд пролетария умножает могущество капитала.
В годы Первой мировой войны подчинение интересам союзников по Антанте поставило Россию перед национальной катастрофой. Все имущие классы, как отмечал В.И. Ленин, оказались так или иначе связаны с интересами империалистического капитала. Поэтому после Февральской революции ни одна партия кроме большевиков не могла позволить себе ни вывести страну из гибельной для нее войны, ни провести аграрную реформу, ни, тем более, национализировать банки и синдикаты. Имущие классы полностью исчерпали возможности осуществлять тенденцию, хотя бы минимизирующую зависимость и обеспечивающую национальное выживание.
Большевики же смогли позволить себе не играть в "рыночные" игры, а поставить индустриализацию страны на серьезную и современную планово-регулируемую основу. Ссылка на "введение рынка" при НЭПе не выдерживает никакой критики. За годы НЭПа в стране почти не строились новые заводы или фабрики, шахты или железные дороги, лишь вводились в действие остановленные во время мировой и гражданской войн. Рыночные отношения в крестьянской стране годились для оживления экономики, сведенной почти к нулю, но совершенно не годились, как показывает вся мировая история, для решительного рывка вперед. Индустриализация могла быть кардинально ускорена и качественно преобразована лишь на основе социалистических производственных отношений. Именно при социализме страна достигла относительной независимости от мирового капиталистического разделения труда.
В шестидесятых - начале семидесятых годов потенциал экстенсивного развития СССР был в основном исчерпан, индустриализация завершена. Это с необходимостью повело к усложнению внутренней структуры общества. Наряду с завершением промышленного переворота в стране начинала разворачиваться научно-техническая революция. Она порождала социальные группы, связанные с наукой и современным наукоемким производством и вследствие этого объективно способные быть социальной базой прогрессивного развития. Однако, после экономической реформы 1965 г. быстрое развитие товарно-денежных отношений и возникновение теневой экономики создало социальную группу теневых дельцов и связанных с ними коррумпированных чиновников. Внешнеэкономические связи постепенно возвращались к преимущественно сырьевой ориентации экспорта, причем все в большей мере в капиталистические страны; складывались анклавные социальные группы, связанные с этим экспортом и импортом и распределением предметов. Страна, сильно истощившая материальные и особенно людские ресурсы в ходе форсированного промышленного переворота, подчиненного прежде всего потребностям обороны, не говоря уже о навязанных ей тяжелейших войнах и гонке вооружений, оказалась не готова к противостоянию новым формам империалистического господства и контрреволюции.
Дж. Гэлбрейт писал уже довольно давно, что если кто-то говорит еще о свободном рынке, то это клинический случай. Однако, неолибералы с конца 1970-х гг. снова заговорили о рынке, и это было обусловлено не слабоумием, а началом нового этапа империализма. Термин "рынок", маскируясь под старое "laissez fair", обрел шестое значение: регулирование экономики транснациональными корпорациями при запрете такого регулирования для государства, невмешательство государства в экономику не конкурентную, а монополизированную насквозь.
Последние десятилетия ХХ - начало XXI века характеризуются господством транснациональных корпораций (ТНК). Возникли и продолжают складываться международные производственные комплексы, включающие предприятия, расположенные в разных странах и даже на разных континентах. К примеру, "немецкие" автомобили Volkswagen уже больше двадцати лет производятся не в Германии (там остались одни лишь конструкторские бюро), а в Мексике и Бразилии. Филиалы в Бразилии создали и другие ведущие автомобильные концерны: General Motors, Ford, Fiat, Renault, Peugeot-Citroen(19). "Рено" создала филиал в Румынии, моторы для которого производятся ее же филиалом в Испании, и планирует в ближайшие годы создать аналогичный филиал в России, чтобы не отстать от "Фольксвагена", приобретшего после "бархатной революции" свой плацдарм на востоке Европы - чешскую "Шкоду".
Мощь транснационального капитала превосходит мощь любого, даже крупного, национального государства. Активы 500 крупнейших корпораций США (на самом деле это сплошь ТНК) составляли в 1999 г. сумму в 16,1 триллиона долларов, тогда как валовый внутренний продукт Германии, Франции и Японии вместе взятых – 7,3 триллиона. Если бы калифорнийская Кремниевая долина (Silicon Valley), где сосредоточено большинство электронных компаний США, была отдельной страной, ее экономика заняла бы 12-е место в мире(20). Корпорация Monsanto – монополист в области трансгенных технологий в агробизнесе – тратит на НИОКР по сельскому хозяйству тропиков сумму в два раза большую, чем расходы всех государств мира на эти цели(21). Операционные системы корпорации Microsoft используются на 90% компьютеров мира; состояние ее владельца Билла Гейтса, первого богача мира, составляет 60 млрд. долл. – больше, чем национальное богатство многих стран "третьего мира" вместе взятых. Вот что такое современный транснациональный капитал. И мощь его продолжает расти.
На рубеже тысячелетий поднялся настоящий девятый вал слияний и укрупнений ТНК. В октябре 1998 года путем слияния двух банков возник крупнейший в мире Объединенный швейцарский банк, активы которого равны 699 млрд. долл. Тогда же слились американские банковские корпорации City Corp и Travellers Group, образовав вторую крупнейшую банковскую монополию – City Group с суммой активов 698 млрд. долл., в начале 2001 г. – уже 900 млрд. долл. За пределы не только стран, но и континентов вышло объединение ведущего германского Deutsche Bank и американского Banker's Trust, создавших транснациональную суперкорпорацию с суммой активов в 800 млрд. долл., хотя и уступающую ранее названным по другим параметрам. Слияние с Dresdner Bank сделает ее крупнейшей банковской монополией мира(22). В 1999 г. 8 ведущих фондовых бирж Европы договорились о введении единой системы электронных торгов. В марте 2000 г. было объявлено о слиянии бирж Парижа, Брюсселя и Амстердама. Нью-Йоркская фондовая биржа ведет переговоры с 9 крупными финансовыми рынками Европы и Азии с целью заключения пакта о создании Глобального фондового рынка.
В 1998 году произошло сразу два слияния крупнейших нефтяных корпораций: Exsson - с Mobil и British Petroleum- с Amoko. Из 18 крупнейших производителей вооружения в мире осталось 4, в том числе 1 производитель танков и 2 производителя самолетов. Мировое производство алмазов на 60-80% контролируется одной ТНК De Birs; даже могучий Советский Союз с 60-х гг. был вынужден заключать с ней соглашения, чтобы иметь возможность продавать свои алмазы на мировом "рынке". General Motors, еще несколько лет назад поглотившая германский Opel, недавно приобрела 20% акций автомобильного производства Fiat и теперь при поддержке премьера-неолиберала Берлускони добивается полного контроля над ней. Еще раньше GM установила аналогичные отношения с японскими Suzuki и Isuzu и оспаривает у "Форда" контроль над южнокорейской Daewoo; только первые три альянса обеспечивают ей 25% мирового производства автомобилей(23). DaimlerChrysler – продукт слияния двух автомобильных корпораций, германской и американской, – приобретает подразделения японских Mitsubishi Motors и Hyundai Motor по производству грузовиков; президентом новой компании-филиала становится бывший руководитель производства грузовиков DaimlerChrysler в Бразилии(24). Renault владеет 37% акций японской Nissan Motor(22). Ведущий в мире провайдер Интернета America Online и информационный гигант Time Warner, владеющий в том числе агентством CNN и журналом Time, образовали в 2000 г. суперкорпорацию с капиталом в 350 млрд. долл.(25), вызвав переполох среди поборников, извините за выражение, свободы информации.
Развитие ТНК сопровождается формированием глобальных институтов регулирования всех сфер общества в интересах транснационального капитала. Одни и те же формы эксплуатации внедряются в разных частях света по единым рецептам МВФ, Всемирного банка и т.п. организаций. При этом усиление капиталистической планомерности и централизации, с одной стороны, не отменяет стихийности там, где она служит наилучшим средством увеличения прибыли, - прежде всего в чудовищно разросшейся сфере финансовой спекуляции, то и дело ввергающей целые регионы мира в социально-экономические катастрофы; с другой стороны, не опирается на жизненные интересы большинства, а противостоит им, необходимо требуя все более масштабного "внеэкономического принуждения" как подпорки принуждения экономического, якобы рыночного. Примеров хватило бы на целые тома, поэтому ограничимся двумя, относящимися к самым основам современной капиталистической экономики. Цены на рабочую силу устанавливаются не рынком, а запретом профсоюзов в свободных (для капиталистов) экономических зонах и целых странах зависимой периферии, а также барьерами, воздвигаемыми перед рабочими из этих стран на границах "цивилизованного мира". Цены на нефть также устанавливаются не рынком, а ракетно-бомбовыми ударами американских интервентов и их союзников.
Если называть рыночными подобные отношения, то придется признать три следствия. Во-первых, "новые русские" полноправными участниками таких отношений быть не могут и никогда не смогут. До скончания века капитализма им уготована роль рыбешек, чье барахтанье на мелких местах полностью зависит от девятых валов, поднимаемых транснациональными китами.
Во-вторых, как супермонополия, вроде бы сопоставимая с западными, должна выступать как минимум Россия в целом. По-настоящему же в этом качестве мог выступать и выступал Советский Союз с его единым народнохозяйственным комплексом, плановой экономикой и, между прочим, монополией внешней торговли. По всему этому его и понадобилось развалить. Сделано это было опять-таки руками той части правящих верхов, которой нет дела до страны, а есть дело только до собственного приобщения к потребительским стандартам "цивилизованных стран" и прихватизации государственной собственности. Но если некоторые из них всерьез надеялись выбиться в олигархи мирового масштаба, то они ошибались, и уже в 1998 г. обвал финансовых пирамид Чубайса и компании наглядно показал, кто есть кто.
В-третьих, нынешнее признание России "страной с рыночной экономикой" означает только, что она открыта для непосредственного вторжения ТНК, установления транснационального регулирования ее экономике, которое должно сменить регулирование государственное. Проектируемое вхождение в ВТО, присоединение в качестве субимпериалистической "шестерки" к "семерке" стран-метрополий, планы подключения к НАТО – все это имеет целью удержать страну в русле зависимости и закрыть ей возможность самой регулировать свое развитие.
Проблема "Россия и рынок" сводится к следующему: будет ли управлять российской экономикой российское государство или ТНК, будет ли управление осуществляться в интересах российского народа или опять же ТНК и их местных клевретов. Ее практическое решение зависит от того, какой сегодня или скорее завтра может быть реальная альтернатива регулированию российской (и мировой) экономики транснациональным капиталом, какие социальные и политические силы способны выдвинуть и реализовать такую альтернативу, при каких внутренних и международных условиях это возможно.
Е. Н. Харламенко, А.В.Харламенко
Примечания: 1. См. Геродот. История. Книга I. Клио. 153. "Получив ответ, Кир сказал спартанскому глашатаю: "Я не страшусь людей, у которых посреди города есть определенное место, куда собирается народ, обманывая друг друга и давая ложные клятвы." Эти презрительные слова Кир бросил в лицо всем эллинам за то, что у них покупают и продают на рынках." 2. См. История Древнего мира. Под ред. И. М. Дьяконова и др. М. 1989. Кн. 1. С. 153. 3. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т. 23. С. 396. 4. См. Вазюлин В.А.. Логика истории. М. МГУ. 1988. С. 285. 5. Там же, С. 747. 6. См. Аверкиева Ю.П. Морган и этнография США в ХХ веке. - Вопросы истории. 1968. №7. Она же. Индейцы Северной Америки: от родового общества к классовому. М. 1974. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV-XVIII вв. Т.2. Wallerstein I.M. The Modern World System II. N.Y., 1980. Галеано Э. Вскрытые вены Латинской Америки. М.: 1986. Марчук. Н.Н Либеральные реформы и война за независимость Латинской Америки. - М.: 1999. 7. См. об этом: Марчук Н.Н. Либеральные реформы и война за независимость Латинской Америки. М.: 1999. Об этом писал уже К. Маркс: "Как только народы, у которых производство совершается еще в сравнительно низких формах рабского, барщинного труда и т.д., вовлекаются в мировой рынок, на котором господствует капиталистический способ производства и который преобладающим интересом делает продажу продуктов этого производства за границу, так к варварским ужасам рабства, крепостничества и т.д. присоединяется цивилизованный ужас чрезмерного труда… Тут дело шло уже не о том, чтобы выколотить из него (раба – Е.Х.) известное количество полезных продуктов. Дело заключалось в производстве самой прибавочной стоимости". – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. Т.23. С.247. 8. См.: Куликова Е.Г. США: начало промышленного переворота, конгресс и война 1812 года. М.: 1990. 9. См.: Кузнецов Ю.Д., Навлицкая Г.Б., Сырицын И.М. История Японии. М.: 1988. Датируя начало промышленного переворота 80-ми годами XIX века, И.М. Сырицын полагает, что она завершается уже в 1905-1907 гг. Однако, это утверждение вступает в противоречие с его же данными о преобладании мелкого производства в большинстве отраслей, занятости более 60% населения в сельском хозяйстве, неиндустриальной структуре экспорта и т.д. 10. См.: Классы, партии и политика в развивающихся странах Востока. М.: 1988. Гл. 2.; Юго-Восточная Азия: несоциалистические страны /Справочник. М.: 1989. С. 91-102. 11. См.: Очерки капиталистического развития стран Тропической Африки. М. Наука. 1990. Демкина Л.А. Социальная структура южноафриканского общества. М.: 1986. Глава первая, раздел 2. Яркий пример – концепция "стадий роста" У. Ростоу. 13. См. об этом Марчук Н.Н. Буржуазные преобразования второй половины XIX в. в странах Латинской Америки. М.: 1990. 14. См.: Пребиш Р. Периферийный капитализм. 15. См. об этом., напр., Очерки капиталистического развития стран Тропической Африки.. Аграрные преобразования в странах Африки на современном этапе. М.: 1982. С.7. 16. См об этом Растянников В.Г. Аграрная эволюция в многоукладном обществе. Опыт независимой Индии. М.: 1973. 17. См. об этом Соловьева А.М. Примышленная революция в России в XIX в. М. Наука. 1990. 18. Jornal do Brasil. 1.02.2001. 19. Busqueda /Montevideo, 27.01.2000. 20. Россия и современный мир. 2001. № 1. С. 212. 21. Busqueda /Montevideo, 16.03.2000. 22. Ibidem. 23. Коммерсант. 23.09.2002. 24. Wall Street Journal Europe. 21.01.2002. 25. Busqueda /Montevideo, 24.02.2000.
Вышеприведенная статья прислана постоянным читателем сайта под ником Karl, который написал для нее следующий комментарий:
Невидимая и видимая руки рынка
Основное теоретическое положение статьи состоит в том, что капиталистическая экономика регулируется не только рыночной формой обмена, но и многообразными методами "внеэкономического принуждения", включая самые варварские формы насилия. Главное же внимание уделяется описанию "внеэкономических методов" капитализма в международных отношениях, особенно колониализму и разделению капиталистического мира на глобальные метрополию (центр) и периферию. Раскрытию основной темы предпослано краткое описание «экономического», то есть рыночного механизма регулирования производства. К сожалению, это описание не только чересчур конспективно, но и содержит неточности (или просто не очень удачные выражения), которые я взял на себя смелость дополнить, исправить или прокомментировать. Хочу оговориться сразу, что эти шероховатости не повлияли на удачное, на мой взгляд, раскрытие авторами основной темы и на выводы, к которым они пришли.
Авторы совершенно верно связывают регулирующую функцию рынка с самой сущностью капиталистического способа производства: «и, наконец, в-пятых, термином "рынок" обозначают экономическую систему, в которой сфера производства регулируется через сферу обращения». Пожалуй, стоит напомнить, в чем состоит эта регулирующая функция рынка, функция, образно описываемая французской фразой «laissez fair, laissez passer» (пусть делается, пусть идет) или английской метафорой «invisible hand of the market» (невидимая рука рынка).
Саморегулирование капиталистического рынка осуществляется двумя взаимосвязанными механизмами – конкуренцией и законом стоимости. Конкуренция заставляет капиталистов понижать цену на продукцию и наращивать ее выпуск (что ведет к увеличению предложения на рынке, и значит, также к снижению цены). Закон же стоимости обеспечивает отрицательную обратную связь: низкая цена делает производство либо маловыгодным, либо убыточным. В первом случае капиталисты корректируют (снижают) объемы производства, во втором – прекращают производство совсем. Говоря о «невидимой руке рынка» апологеты капитализма всячески превозносят первый из этих сценариев рыночного регулирования, но «забывают» о втором, находя для порождаемых им явлений (банкротства, увольнения, экономические спады и кризисы) несметное число «альтернативных» объяснений. Стоит заметить, что описанные «экономические» механизмы регулирования капиталистической экономики дополняются рядом внеэкономических или «полуэкономических» методов и механизмов, таких как монопольные или картельные цены и демпинг, законодательство (налоговое, регулирующее отношения труда и капитала или конкуренцию между капиталистами, ограничивающее монополию), сознательное централизованное регулирование зарплат, налогов, учетных ставок, денежной эмиссии, другие формы государственного вмешательства в экономику. Все эти механизмы вряд ли можно назвать «невидимой рукой рынка». Поэтому не должно складываться впечатление, что «внеэкономические» методы характерны только для отношений между глобальным капиталистическим центром и периферией.
Утверждение авторов, что «история рынка как основного народнохозяйственного регулятора – краткий, хотя и важный, эпизод истории капитализма» не совсем удачно. У невнимательного читателя может создаться ложное впечатление, что рынок есть только «эпизод» развития капитализма, или что было время, когда капиталистическое производство не регулировалось обменом продуктов через рынок. На самом деле, авторы хотят сказать, что роль внеэкономических регуляторов капиталистического общества и производства обычно была большей, чем регулирующая роль рынка. Возможно, даже это утверждение слишком смело, но я не буду пытаться его опровергнуть. В связи с этими замечаниями стоит, видимо, напомнить, что рынок безусловно старше капитализма, и что рыночные отношения продолжали существовать и в социалистических обществах. И.В.Сталин писал:
«Нельзя рассматривать товарное производство, как нечто самодовлеющее, независимое от окружающих экономических условий. Товарное производство старше капиталистического производства. Оно существовало при рабовладельческом строе и обслуживало его, однако не привело к капитализму. Оно существовало при феодализме и обслуживало его, однако, несмотря на то, что оно подготовило некоторые условия для капиталистического производства, не привело к капитализму. Спрашивается, почему не может товарное производство обслуживать также на известный период наше социалистическое общество, не приводя к капитализму, если иметь ввиду, что товарное производство не имеет у нас такого неограниченного и всеобъемлющего распространения, как при капиталистических условиях, что оно у нас поставлено в строгие рамки благодаря таким решающим экономическим условиям, как общественная собственность на средства производства, ликвидация системы наемного труда, ликвидация системы эксплуатации?» (Соч. т.16, с.163)
Не могу не заметить, что нередкая интерпретация этих слов И.В.Сталина как апологетики «рыночного социализма» неверна именно ввиду сталинского понимания механизмов регулирования социалистической экономики. Однако углубление в этот предмет увело бы меня слишком далеко от темы рецензируемой статьи.
Натолкнулся в интернете на информацию, о планируемом повышении возраста для выхода на пенсию, буквально в ближайшие 2-3 года. Как вы считаете не пора ли поднимать народ, будить инфантильных. Это же геноцид, иначе не назовешь, в производстве (физическая работа) мужчины практически не доживают до пенсии (60 лет), я не голословно, сам работаю связистом, хороним в 50 раз чаще , чем провожаем на пенсию. Я думаю нужно ставить вопрос о референдуме за снижение пенсионного возраста для производственных рабочих, введение строгой статистики без вранья, и о роспуске общественной палаты, так.к. она не занимается сохранением здоровья и жизни граждан России. Включить в тему референдума, вопрос о сокращении гос. чиновничества, силовиков, налоговиков и др. непроизводственных сфер гос. аппарата. К примеру , что бы обеспечить \\\\современный российский\\\\ уровень жизни допустим министра, депутата и тому подобное в течении 5 лет, я подсчитал нужно чтобы работало примерно 15 Россиян, по 12! часов в день, в течении 30 лет!!!
