Давайте попробуем не замерзнуть

Рассуждения о принципах застройки и возведении новых городов зачастую сводятся к общим разговорам и прекраснодушным мечтаниям. Хотелось бы дать каждому россиянину большой отдельный дом с гектарным участком в современном красивом поселении со школами, бассейнами и так далее. Такие высказывания обычно не предметны и крайне редко проверяются цифрами. Немудрено, что в сфере жилья существует много мифов.

Какие ограничения на градостроительство накладывает климат России? Так ли плохи российские дома и коммунальные сети с точки зрения энергосбережения? Какие меры необходимо принять сегодня, чтобы обеспечить будущие стройки энергией и теплом? Есть ли смысл в ускоренной либерализации сферы ЖКХ? На эти темы мы поговорили с одним из тех, кто все-таки старается поверить градостроительство алгеброй, с главным специалистом Всероссийского научно-исследовательского проектного института энергетической промышленности Евгением Гашо, автором монографии «Особенности эволюции городов, промузлов, территориальных систем обеспечения».

От коттеджа до города: три порога энергоэффективности

— Насколько критично для градостроительства России влияние климата?

— Климатическая ситуация России беспрецедентна. У нас большинство населения живет в гораздо более холодных условиях, чем в Европе или Северной Америке. Практически во всех столицах Северной Европы отопительный сезон существенно короче и мягче по амплитуде. Из европейских городов-миллионников только Хельсинки может сравниться с Москвой по энергоклиматическим нагрузкам, по годовому количеству градусо-часов.

— Градусо-часы — это…

— Градусо-часы отопительного периода — это произведение длительности отопительного периода на разницу температур между требуемой в помещении (+20°С) и средней температурой отопительного периода. Это показатель теплового дефицита конкретной территории. Грубо говоря, как сильно нужно ее обогревать. В районе Москвы длительность отопительного сезона составляет 199 суток, а средняя температура отопительного периода — около –1,5°С. То есть в нашей полосе дефицит тепла составляет примерно 103 тысячи градусо-часов, а в Стокгольме — меньше 90 тысяч. Если сравнивать Москву с европейскими мегаполисами, то ситуация еще нагляднее. В Париже отопительный сезон — четыре месяца против наших семи, а дефицит тепла почти в три раза меньше, 38 тысяч градусо-часов. Лондон по этому показателю примерно на уровне Парижа. И понятно, что Москва не самый холодный город в России. В нашей стране чем севернее и восточнее, тем зимой холоднее.

— В России большое количество крупных городов и высокая плотность проживания. Можно ли сказать, что такая компактность есть следствие сурового климата?

— В определенной степени — да. Более рассредоточенная система расселения в Европе отражает в том числе и ее климат. Если принять, что необходимость коммунальных систем жизнеобеспечения возникает начиная с дефицита тепла в 3500–4000 градусо-суток, то для большинства регионов России предпочтительнее концентрация потребителей и, соответственно, использование централизованных систем теплоэнергообеспечения. Что и означает соответствующую компактность проживания. Кстати, в Европе города с тепловой нагрузкой свыше 60 процентов от московских значений тоже активно развивают централизованное теплоснабжение и теплофикацию.

Можно сказать, что в России существует климатическая граница, которая отделяет районы, где эффективно централизованное и децентрализованное отопление. В Центральном регионе России она проходит примерно на уровне Белгорода и Воронежа. Это, соответственно, и граница теплоэффективности коттеджного строительства. Не случайно, что выше этой границы мы в России живем гораздо кучнее.

— Можно сравнить теплопотери коттеджа и многоквартирного здания?

— Теплопотери здания прямо пропорциональны важнейшему теплоэнергетическому показателю — удельной отопительной характеристике q (пишет формулу):

q = k / R, Вт/м3 × C°,

здесь R — интегральное термическое сопротивление ограждений, C° × м2/Вт, а k — коэффициент компактности здания;

k = F/V; [1/м],

где F — общая площадь внешних ограждающих конструкций, м2; V — объем здания, м3.

То есть чем больше площадь ограждающих конструкций, стен, тем больше потери. Легко посчитать, что если разделить большое здание общим объемом 100 тысяч кубометров на десять отдельных строений объемом по 10 тысяч кубометров, то теплопотери возрастут в два с половиной раза. И чем сильнее мы дробим здание, тем больше увеличение затрат на отопление. Из этой формулы также следует, что уменьшение зданий до размеров менее 2,5–3 тысяч кубометров неэффективно.

Нам удалось доказать существование трех порогов энергоэффективности зданий и поселений. Первый порог возникает при переходе от коттеджей (индивидуальных домов) к многоквартирным с объемом три тысячи кубометров. Ориентировочно это два подъезда, три-четыре этажа. У таких домов резко уменьшается отношение внешней площади стены к объему, снижается доступ холода к внутренним помещениям. Удельное энергопотребление в таких зданиях падает по сравнению с коттеджами примерно в три раза.

Второй порог энергоэффективности возникает, когда таких домов становится много и тепловая нагрузка оказывается достаточной для создания централизованного отопления. Второй порог — это город на 90–150 тысяч населения. Как только город приближается к такому уровню, становится эффективным централизованное отопление. Пусть это будут котельные на пять-десять домов, но удельные затраты уже будут меньше.

Третий порог — переход к городу с численностью населения 300 тысяч жителей. Тогда становятся эффективными ТЭЦ, которые вырабатывают не только тепло, но и электричество. В этом случае мы повышаем КПД использования топлива примерно на треть. Кстати, географы показали, что город с населением 300 тысяч человек оптимален не только с точки зрения энергоэффективности, но и с точки зрения организации транспорта и комфортности проживания в целом. А в городах с населением более 500 тысяч эти преимущества начинают утрачиваться. И если посмотреть на график, на нем видно, что в России городов от 500 тысяч до миллиона почти нет, потому что это менее экономично.

— Можно ли сказать, что обмануть природу не удастся? Что переход к расселению в коттеджи малореален?

— Он реален, но менее экономичен. Просто когда предлагается всю страну переселить в коттеджи, то надо помнить, что севернее, условно, Белгорода совокупные затраты на отопление коттеджей при современном уровне техники будут существенно выше, чем для многоквартирных домов. Конечно, мы можем пойти на этот шаг по политическим и социальным соображениям. Но тогда надо все просчитать и честно сказать: «Затраты будут выше, но мы на это идем ради комфорта наших граждан».

— Получается, что в наших условиях города с населением до 300–500 тысяч растут сами собой, стихийно, а потом тормозятся в своем развитии?

— Да, совершенно верно. А города-миллионники в России с ее климатом — это уже особый случай, требующий отдельного объяснения. Давайте посмотрим, что представляют собой такие города-миллионники, как Волгоград, Самара, Красноярск, Казань и Уфа. Это города военно-промышленного комплекса, они создавались искусственно, и вопросы эффективности и затрат не считались. Вот почему миллионники сейчас в тяжелом состоянии — они превысили свой оптимальный размер. И для их развития нужны специальные инфраструктурные решения и по энергетике, и по транспорту.

Не все так плохо, как кажется

— Многие считают, что централизованные системы отопления неэффективны.

— В 90−е горячие головы предлагали сломать центральное отопление и повсеместно ввести чуть ли не поквартирное отопление. А в Берлине все центральное отопление бережно сохранили. Но, конечно, провели санацию, поменяли сантехнику, в домах поставили регуляторы, снизили верхнюю температуру горячей воды со 150 до 110 градусов, чтобы можно было применять полипропиленовые трубы. И все отлично работает. Реконструкция позволила сократить энергозатраты на отопление зданий со 100 до 65–70 Вт/(м2×год). Реконструкции было подвергнуто около 80 процентов зданий, в 10 процентах системы теплоснабжения полностью заменены. И это было проведено не просто из благих побуждений. Дело еще в том, что законодательство Германии предписывало нормативное снижение энергозатрат со 130 кВт∙час/(м2×год) в 1980 году до 100 в 1995−м и до 70 к 2003−му. Это как раз то, что называется технологическими коридорами, о которых у нас много говорят, но пока мало что делается. Кстати, централизованное теплоснабжение позволяет эффективно применять мусоросжигающие ТЭЦ. В Москве сейчас два завода, принято решение строить еще четыре. В Копенгагене одна из ТЭЦ работает на мусоре, и только на пиковой нагрузке, естественно, добавляется топливо. И вообще в Европе повсеместно сочетаются центральное и распределенное теплоснабжение. В зонах высокой нагрузки в крупных городах работают централизованные системы. А децентрализованные системы их дополняют и используются в небольших городах, где ТЭЦ строить неэффективно. Но, конечно, многое определяет климат. Зима Берлина по градусо-суткам — это ползимы Москвы. Это достаточно холодно, и там централизация отопления целесообразна. А на юге, в районе Мюнхена, централизация экономически не сильно оправдывается.

— Широко распространено мнение, что у нас огромные потери при отоплении жилого фонда. Наши дома держат тепло?

— Энергетическую эффективность существующего жилого фонда можно посчитать следующим образом. В среднем затраты на отопление жилых зданий (в частности, в Москве и других крупных городах) составляют 140–145 кДж/(м2×градусо−сутки) в год против 100–105 для стран Скандинавии. То есть наши дома «хуже» скандинавских на 35–45 процентов. Причем часть перерасхода — это перетопы. Можно сказать так: часть домов несколько «хуже» по нормам энергоэффективности, а остальные просто перетапливаются. Причем новые нормы по теплозащите, к примеру, по Москве приближаются к европейским.

— Один из главных аргументов против централизованных систем — потери на теплотрассах.

— Если речь идет о городах с плотной застройкой, то потери приемлемы — пять-семь процентов. А в новых трубах, которые сейчас перекладываются, потери снижаются до двух-четырех процентов. В старых, к сожалению, это восемь-двенадцать процентов.

— Мы упустили в последние годы что-то принципиально новое в сфере энергосбережения?

— Я бы не сказал, что мы как-то серьезно отстали. Что касается горелочных устройств, котлов, там пока нет ничего особенного. Я был три года назад на заводе в Германии. Хороший завод, но таким же был наш котельный завод в Белгороде. Тоже делал хорошие котлы, может, КПД на пару процентов меньше было — и все.

В России большой выбор разных устройств регулирования теплопотребления и систем управления ими. У нас регулирование теплопотребления идет хуже не потому, что нет соответствующего оборудования. Был проект, когда заинтересованные фирмы предложили один из домов в центре Москвы оборудовать современной системой регулирования: установить индивидуальный тепловой пункт на здании, счетчики-регуляторы на всех батареях. Причем всем желающим за счет фирмы предлагали поменять батареи. По информации районного ДЕЗа, на это согласилось меньше 15 процентов жильцов дома. Хотя регулирование позволяло в каждой квартире обеспечить необходимый тепловой комфорт, и при этом люди платили бы меньше. Кто-то вообще не захотел в квартиру никого пускать, и такие были. Кому-то лень: сверлить будут, люди ходить будут, топать. Кому-то все равно, сколько платить. Наверное, потому, что цены на тепло еще приемлемы. Хотя реально это могло снизить теплопотребление на 25 процентов. Ведь у нас главная проблема теплосбережения — это проблема перетопов, когда топят по полной, хотя давно можно уменьшить температуру.

— А город не может просто взять и поставить это оборудование, без спросу жильцов, что называется?

— Программой «Энергосбережение», которую мы сейчас разрабатываем для Москвы, это предусматривается. Во время капитальных ремонтов предлагается устанавливать балансировочные клапаны и устройство центрального регулирования хотя бы на уровне всего здания. Не обязательно, чтобы это были страшно умные устройства — просто регулировочный узел на здание, который будет отслеживать температуру обратной воды. Это уже существенно снизит потери. Пока только редкие ТСЖ этим занимаются.

ТСЖ не спасут

— Вопрос централизации-автономности сейчас актуален не только для систем теплоснабжения, но и для ЖКХ. Проводимая реформа предполагает, что от дробления крупных эксплуатирующих организаций и образования ТСЖ вырастет эффективность…

— Наша сотрудница Екатерина Репецкая недавно посчитала, каким должен быть размер дома, чтобы услуги ТСЖ окупились. Оказывается, при нашей структуре затрат в ТСЖ должно быть не менее трех тысяч жителей. Поэтому когда говорят, что ТСЖ спасут ЖКХ, — это пустое. ДЕЗы, которые обслуживали целые районы, создавались не случайно. Там более или менее баланс сходится. А на маленьком хозяйстве будут очень большие издержки. Грубо говоря, электрик будет сидеть и ничего не делать. А еще надо найти тысячи квалифицированных управляющих и бухгалтеров для ТСЖ.

— Но в Европе ТСЖ создают и в небольших домах.

— Там структура затрат немножко другая. Квартплата выше, все коммунальные услуги дороже. Поэтому там доля накладных расходов оказывается в общем объеме затрат существенно ниже. И поэтому там окупаются меры по утеплению домов. А у нас если частник или ТСЖ будет занимать средства на рынке, то не окупится, к сожалению, ничего: ни теплые стены, ни возобновляемые устройства. Это хорошо показал расчетами главный специалист НИИ стройфизики профессор Владимир Гагарин: при нынешнем соотношении цен на топливо и стройматериалы, наших температурных условий и банковского процента утепление стен будет окупаться от 40 до 120 лет. И ключевым фактором оказываются не цены, а банковская ставка! И только когда банковская ставка понижается ниже восьми процентов годовых, резко возрастает роль цены топлива.

— Насколько обоснованны существующие тарифы на энергоресурсы?

— Многочисленные примеры анализа разных систем энергоснабжения убедительно демонстрируют нам завышение тарифов на энергоресурсы как минимум на 25 процентов. Но как только начинаешь беседовать с энергетиками о тарифах, они глаза к полу опускают и говорят: «Тарифы у нас устанавливает государство». Действительно, тарифы устанавливаются региональными энергетическими комиссиями. Проблема, однако, состоит в том, кого представляют эти РЭК. Из них, например, недавно удалили всех представителей Союза потребителей. А в датском законе о теплоснабжении, который давно работает, предусмотрено, что, я процитирую, из тринадцати членов комитета по ценам на газ и тепло «председатель комитета и семь членов должны быть независимыми от интересов снабжения и муниципальных интересов, они должны представлять интересы потребителя и осуществлять необходимую экспертизу».

— В девяностые во многих странах был открыт доступ к инфраструктуре для частного бизнеса. Каковы результаты?

— Результаты разные. В ряде стран это привело к разрухе. Приватизация услуг в сфере водоснабжения и канализации в этих странах вызвала резкий рост тарифов. Опыт либерализации показал, что базовые факторы успеха — не форма и статус собственника, а прозрачность деятельности организации, ее подотчетность, компетентность и добросовестность персонала. Сама по себе либерализация не влияет решающим образом на стоимость и качество услуг. К эффективности приводит простая вещь: налаживание учета, контроля, мониторинг и прозрачность затрат. Недавно мы провели анализ затрат и обнаружили дырки, в которые уходят средства. Условно говоря, мы платим за 100 единиц тепла, а реально в дом приходит 65. Обнаружилось множество таких дырок, которые как бы друг друга подпитывают. Первая — оплата по факту. Вторая — отсутствие приборов учета. Третья — тарифы РЭК, которые устанавливаются без экспертизы потребителей. Эти три дыры так всеобъемлющи, так взаимосвязаны, что сейчас невозможно в этом клубке разобраться. И по факту люди сильно переплачивают.

— В советские времена ЖКХ изначально строилось как дотационная система.

— Не совсем так. Квартплаты хватало на окупаемость ЖКХ примерно до середины семидесятых годов. На это же время, с 1955−го по 1975 год, приходится взрывной рост строительства жилья, жилой фонд за этот период удвоился. Это был колоссальный взрыв! И я, как инженер, понимаю, что если хозяйство разрослось, грубо говоря, в три раза, то затраты на его обслуживание увеличились не втрое, а больше. Рост был настолько сильный, что в какой-то момент (по-моему, где-то в 1975 году) ЖКХ из окупаемого превратилось в убыточное. Принять решение о поднятии цен политически тогда было невозможно. В результате отрасль начала потихоньку становиться убыточной. Одновременно с 1975 года начинается плавное сокращение инвестиций в энергетику. Замедлилось строительство энергообъектов, строительство жилья — все замедлилось. А в восьмидесятые замедлилось очень сильно. И с 1985−го по 2005−й города как бы застыли. А колоссально разросшаяся городская инфраструктура требовала серьезных инвестиций.

Газа нет, электричества нет

— Вы наверняка знакомы с проектами строительства новых городов. Как в этих проектах предполагается решить вопрос энергетики и теплоснабжения?

— Возьмем проект «Большое Домодедово» в Подмосковье. Там планируется построить десять миллионов квадратных метров жилья. По обычной схеме на такой проект нужно было бы порядка трех миллиардов кубов газа в год. Наш институт просили просчитать несколько альтернативных вариантов, поскольку в Москве и Подмосковье нет газа. Ввести газ в столицу и в область нельзя физически, современной инфраструктуры — труб и хранилищ — уже не хватает. Нужно строить новую инфраструктуру. Топлива даже на Москву нет. На то, чтобы построить новые блоки, которые планирует «Мосэнерго», нет топлива и в балансе страны.

— Что же тогда делать?

— Во-первых, просто экономить газ. Например, закрыть пиковые котельные и передавать всю нагрузку на ТЭЦ. Это позволит сэкономить один миллиард кубов газа, а может быть, и больше. Для московского потребления в 30 миллиардов кубов газа это немало. Такие меры закладываются в программу энергосбережения Москвы, которая сейчас будет приниматься правительством. Вот почему «Газпром» покупает «Мосэнерго».

— Чтобы не давать газ?

— Чтобы экономить газ. Первый путь экономии — отказ от устаревших котельных и развитие комбинированной выработки тепла и электричества на ТЭЦ. Второй путь — это сжигание мусора, которым реально можно покрыть от пяти до восьми процентов потребности в энергии. В идеальных условиях — до 10 процентов. И наконец, то, о чем мы с вами уже говорили: ремонт инфраструктуры, регулировка энергопотребления, хотя бы подомовая. Но если по теплу ясно, что делать, и налицо тенденция приближения к европейским нормам, то по электричеству ситуация существенно сложнее. Электропотребление на квадратный метр в России непрерывно растет, потому что появляется новая техника. Раньше на квартирах было три киловатта, потом семь. Сейчас уже по пятнадцать, и это не предел.

Возвращаясь к «Большому Домодедову». Для этого проекта мы просмотрели возможные варианты снижения зависимости от газа. Это мусор. Это угольная суспензия. Можно использовать подмосковный уголь, делать из него суспензию и ее сжигать. К сожалению, очень велики затраты на хорошую суспензию.

— Но шахты подмосковного угольного бассейна закрыты и даже затоплены.

— Идет разговор, что часть из них будет как-то восстанавливаться. Но все станции перевести на уголь сразу — очень дорого. И потом, за эти годы привыкли к газу. Кроме того, разрушена вся угольная инфраструктура. Поломаны угольные разгрузчики, эстакады, поломана в ряде случаев железная дорога, по которой подвозили уголь.

Кстати, в Германии доля бурого и каменного угля в энергобалансе достигает 52 процентов. Атомные электростанции — примерно 30 процентов. Различные возобновляемые источники энергии, в том числе ГЭС, — примерно 10 процентов. Газ — около семи процентов. Скажем, буроугольная электростанция в Шварцпумпе (Бранденбург) на сверхкритических параметрах пара имеет КПД 41 процент. У станции нет дымовой трубы. Газы идут через градирни, выбросы в атмосферу составляют около 10 процентов от нормативно разрешенных законами Германии. При этом отходы золы активно используются для получения гипса и гипсокартонных материалов. Все электростанции снабжены сероочисткой. На 30 лет у буроугольных компаний есть разрешение на эксплуатацию угольных разрезов, и важнейшим преимуществом они считают стабильную цену на уголь в течение этого времени, чего невозможно спрогнозировать для нефти и газа.

— Есть мнение, что у нас ограничение по электричеству во многом связано с несовершенством сетей, с тем, что их мало, что они плохие.

— Действительно, в сетях значительные потери. Мы были удивлены: потери по электричеству в Подмосковье выше, чем по теплу. Они доходят до 15–18 процентов. Возможно, сюда входят потери от несанкционированного отбора. Но если отвлечься от этого, то главная причина — изношенность сетей и трансформаторов. И нерациональные схемы нагрузки. Проблема еще и в изменении структуры потребляемого электричества: была подстанция, там был трансформатор высокого напряжения и низкого. С высокого на промышленность уходило, скажем, 10 киловольт, а с низкого — 0,3 киловольта на жилье. Сейчас же промышленный трансформатор не загружен, бытовой перегружен. Я несколько утрирую, но по существу это так.

— То есть надо менять подстанции.

— Да. В Москве из 106 подстанций в недавнем прошлом к 86 было запрещено подключение, просто запрещено.

— Но если поменять трансформаторы, насколько это облегчит ситуацию?

— Нужно смотреть схему электроснабжения в целом. А когда город застраивается хаотично, как сейчас, то заранее спланировать энергопотребление невозможно. Невозможно спланировать, куда тянуть высоковольтный ввод, куда низковольтный. Или строить станции под каждый крупный проект, как в Сити. Там в цоколе свои станции, на парогазовых установках. Но это палка о двух концах. Потому что есть точные цифры по газу до 2010 года, сколько его нужно. За 2012 годом большой вопрос по газу в стране в целом.

Тепло из земли

— На чем еще можно экономить по электричеству?

— Про сети я уже сказал. Еще один шаг — переход к энергосберегающим лампочкам. «Моссвет» уже практически перешел, сейчас архитектурная подсветка потихонечку начинает переходить. Теперь главное — жилой фонд перевести. Лампочки можно раздавать пенсионерам и бесплатно. На одних лампочках можно по Москве сэкономить несколько десятков мегаватт.

Второй источник экономии — электроотопление. Посмотрите на киоски, где продают напитки, сигареты, они вообще не утеплены никак, потому что нет таких требований. И во всех киосках стоят тэны, которые запитаны от соседних домов за ящик водки. Но даже если они запитаны как надо, то это жутко дорогое электропотребление, которое переводит электричество на отопление улицы. А это десятки тысяч магазинов.

Мы посчитали, что только по одному московскому району можно сэкономить более 20 МВт, переведя эти ларьки либо на водяное отопление, либо на аккумуляторы. Уже есть неплохие системы, ночью набирающие электричество, которое дешевле в три раза. И, само собой, надо утеплять киоски и делать их основательными. Но при всем том надо понимать, что наши люди потребляют в два раза меньше электроэнергии на душу населения, чем потребляют промышленно развитые страны.

— А как быть, если мы дойдем до их уровня?

— Не дойдем. Потому что нет электричества.

— Какие еще источники экономии энергии у нас есть?

— ТЭЦ позволяет использовать две трети энергии топлива, а оставшаяся часть сбрасывается. Условно можно сказать, что треть энергии, получаемой на ТЭЦ, используется для получения электричества, треть идет на отопление, и последняя треть рассеивается на станции, или в прудах-охладителях, или в парящих градирнях. Вот почему, когда энергетики рассказывают нам о своей стратегии и говорят о новых блоках, сверхкритических температурах, хочется сказать: «Вы на новых технологиях проценты ловите, а на градирнях теряете 30 процентов». Зимой это тепло можно концентрировать тепловыми насосами, а летом его можно пустить на кондиционирование в так называемые абсорбционные машины, которые используют низкопотенциальное тепло. На этой теплой воде строят специальные рыбоводные хозяйства, выращивают водоросли, выделяют углекислый газ. Есть одна тонкость — это тепло нельзя транспортировать далеко, его надо использовать совсем рядом с источником. Представляется любопытным проект, когда это даровое тепло направляется в системы вентиляции гаражных комплексов, которые вполне можно сооружать в зоне отчуждения крупных городских ТЭЦ. Кстати, в Токио таким теплом питаются мощные холодильные центры городского рыбного рынка.

— А почему у нас не используются такие низкотемпературные источники и преобразователи?

— У нас тепловые насосы не пошли пока по многим причинам: психология, необходимость дополнительных затрат, неготовность застройщиков брать эту технику. Ситуация в стране не стимулирует применение новой техники — и так все возьмут. А любой новый проект — это риск и затраты. Нужны законодательно установленные технологические коридоры, которые бы стимулировали застройщиков к использованию технологических инноваций в строительстве. Скажем, как в Японии, можно установить обязательный уровень ежегодных отчислений на НИР и на установку инновационного оборудования. Но есть еще одна проблема с использованием низкотемпературного тепла: у нас холодный грунт. Что делает тепловой насос? Он берет тепло, допустим, 12 градусов, и делает из него тепло 30 градусов посредством термического цикла. Но при этом потребляет немного электричества. Чем выше нижняя граница источника, тем больше его эффективность. В качестве источника низкопотенциального тепла кроме почвы можно использовать сточные воды, вентиляционные выбросы, если они уходят централизованно. На некоторых одиночных зданиях получен хороший эффект, но в целом тепловые насосы находятся на грани окупаемости. Их окупаемость, конечно, не год, не полтора, а восемь-десять лет или даже больше.

Сейчас часто подается, что это западная разработка, но, замечу, еще в СССР велись работы по тепловым насосам там, где они могли заведомо эффективно функционировать — в Средней Азии и Закавказье. Они, кстати, там и были. В Грузии было полно тепловых насосов.

— А сейчас у нас есть примеры такого рода комплексного использования энергии?

— Четыре года назад на конференции «Москва — энергоэффективный город» вижу объявление: предлагается экскурсия в какую-то гостиницу, где работает на протяжении десяти лет несколько сотен тепловых насосов. Думал, ошибка — ну от силы десять… Переспросил у организаторов — подтвердили, что сотни. Бросаю все дела, едем. Оказывается, это «Ирис-Отель» на Дмитровке. Все правда. У меня глаза на лоб от того, что за все годы никто не написал ни статеечки по этому поводу. Как это работает? Есть общий контур, в котором циркулирует вода 14–20 градусов Цельсия круглый год. А в каждом номере стоит тепловой насос. Приезжает эскимос, ему жарко, он включает его в режиме кондиционирования, тем самым себе берет холод, тепло сбрасывает в контур. На другом конце «Ирис-Отеля» живет индус, и ему, наоборот, нужно потеплей. Он берет тот излишек, который кинул в систему эскимос. Другое дело, что вопрос в размере. Размер этой гостиницы позволяет создать единый контур и из него давать кому холод, кому тепло.

Нужна стратегия

— Насколько окупаемо строительство новых электростанций и ТЭЦ?

— Если строить не ТЭЦ, а просто электростанцию, на самом современном парогазовом оборудовании, то электричество будет стоить свыше двух рублей за киловатт-час. Сейчас РАО покупает в среднем за 60 копеек, а продает за два рубля. Можно сказать, что сегодня строить электростанции в Москве без тепловой нагрузки для инвестора невыгодно. Уже есть несколько конкурсов, выигранных так называемой Московской распределенной генерацией, на две-три небольшие парогазовые электростанции. Конкурс выиграли и не строят. Потому что невыгодно.

Это во многом результат политики РАО ЕЭС. В РАО воспользовались тем, что ТЭЦ вырабатывает два продукта: тепло и электричество. И все расходы относили на производство тепла. В результате себестоимость электроэнергии на ТЭЦ составила 17–25 копеек за киловатт, а продавали ее в пять-шесть раз дороже. Где еще можно найти такую рентабельность? То есть производство электричества для РАО становилось невиданно дешевым, зато тепло было безумно дорогим. Считали, что города никуда не денутся, вынуждены будут тепло купить. В результате во многих городах, чтобы не зависеть от РАО, построили кучу котельных, а тепло от ТЭЦ перестали брать, чем еще больше ухудшили ситуацию. При этом РАО стало не хватать денег на развитие. Начали привлекать иностранных инвесторов, чтобы им еще потом платить огромные дивиденды. Поднимите открытый анализ РАО Счетной палатой, там все написано — сколько средств расходовалось на производство и сколько было истрачено на дивиденды.

— Получается тупик: газа нет, потребление электричества будет расти. Наверное, кто-то должен составлять общероссийские балансы тепла, энергетики?

— Они делаются фрагментарно. А чтобы создать общероссийские балансы, необходимы топливно-энергетические балансы регионов. Сейчас некоторые регионы начали для себя потихоньку это делать. Но нужно, чтобы это было законодательно предусмотрено. Должен быть закон о разработке такого рода балансов субъектов федерации и крупных городов. А это непросто — статистика под это не заточена. К сожалению, там все размазано — свести баланс представляется крайне затруднительным. По Москве мы свели, наш институт в том числе занимался. Но и там остается ряд лакун. Те же потери в сетях — восемь или 12 процентов. А по воде ситуация еще хуже. В балансе «Мосводоканала» на необъясняемые прочие расходы относится воды чуть ли не больше, чем на промышленное потребление. Поэтому, наверное, не случайно появились предприниматели, которые начали скупать водоканалы в маленьких городах. Говорят, что это фантастический бизнес! Вкладываешь, грубо говоря, десять копеек и просто стрижешь купоны.

— Балансов нет, уже нет и РАО ЕЭС, которое должно было бы их составлять. С кем все это обсуждать? Получается, что вообще не с кем. Или, точнее, число субъектов будет настолько велико, что придется по каждому поводу снимать Кремлевский дворец, чтобы собрать всех заинтересованных лиц.

— Должно быть тщательно и детально проработанное законодательство, в котором каждый субъект найдет ответы на свои вопросы. Правда, не знаю, возможно ли это. По большому счету, нужна стратегия комплексного развития энергетики на федеральном уровне. Причем не ГОЭЛРО-2, а, возвращаясь к Вернадскому, нужна стратегия рационального размещения производительных сил страны. И в целом нужна концепция территориального развития государства. У нас есть настоящий вызов — территория. Если мы будем знать, где у нас будет такая-то промышленность и когда она будет создана, тогда будет ясно и что делать с энергетикой.

Но надо понимать, что нельзя перескочить из нынешнего нашего состояния сразу к энергоэффективности. Сначала мы должны поставить счетчики и посчитать топливно-энергетический баланс (ТЭБ) каждого города. Когда мы посчитаем ТЭБ города, то поймем, какие нормативы и тарифы должны быть. Следующий шаг — постановка системы диспетчеризации, которая покажет, что реально происходит. Когда мы этот шаг сделаем, то поймем, где у нас потери. И сможем залатать дыры. Следующий шаг — новая техника, автоматизация. И уже затем национальная концепция. Это принципиально важная штука — должен быть алгоритм движения.