МИНСК БЕЗ ЛУКАШЕНКО

Минск, 202*г.

Алесь Микалаевич БогданОвич проснулся рано. Приготовив на скорую руку завтрак в виде бутербродов с колбасой и скверного дешевого кофе, он принялся за еду. Колбаса была невкусная, пахла бумагой и какой-то тухлятиной, но за 10 лет Свободы он уже начал к ней привыкать. Хуже было то, что и хлеб теперь стал какой- то резиновый и несъедобный. Алесь, как и любой белАрус, всегда любил хлеб. Его запах напоминал ему о бескрайних пшеничных полях, по которым неторопливо ходят комбайны, о родном доме в деревне и о детстве. Теперешний же хлеб не имел ни вкуса, ни запаха. Впрочем, и поля уже давно заросли сорняками, а комбайны были сданы на металлолом. Алесь вздохнул, оделся и вышел из квартиры. Он осторожно спустился по темной лестнице, стараясь не наступить на валявшиеся повсюду осколки бутылок, и вышел на улицу. Во дворе толпился народ, обступив что-то, лежащее на земле; среди людей были видны полицейские. Знакомая соседка сообщила ему, что наркоманы убили какого-то мужика из соседнего дома из-за мобильника. Наркоманы… Раньше, до Свободы, это слово было сродни слову папуасы, в том смысле, что все знали, что они вроде бы где-то существуют, но никто никогда их не видел. Теперь же все подъезды Минска были завалены использованными шприцами, наркотики продавались повсюду почти открыто, и почти каждый день в городе кого-то убивали ради дозы. Жаловаться в полицию было бесполезно – все знали, что они крышуют наркоторговцев, а кто не знал, тому быстро объясняли.

Алесь Микалаевич поежился и пошел дальше. Денег на маршрутку у него не было, и он пошел по улице 19 Снежаня (бывшей улице Ленина) пешком. Идти приходилось осторожно, лавируя между кучами мусора и грязи. Но прохожие постепенно привыкали и к этому. Когда-то о чистоте минских улиц в России ходили легенды. Алесь всегда посмеивался над туристами оттуда, он воспринимал чистоту и отсутствие нищих и бомжей на улицах как нечто само собой разумеющееся, присущее Беларуси по определению. Теперь половина населения Минска было бомжами или, по крайней мере, ничем по внешнему виду от бомжей не отличалось. «И я тоже», - грустно подумал Алесь. А улицы убирались выходцами откуда-то из Средней Азии, но за качеством работы никто не следил – начальство просто отбирало три четверти зарплаты у приезжих, и больше их ничего не интересовало.

Будучи погружен в свои невеселые мысли, Алесь машинально ступил на пешеходный переход. Раздался визг тормозов, и в полуметре от Алеся остановился большой черный джип. Оттуда выскочили два крепких хлопца с бейсбольными битами и подбежали к нему с криками «Ты чо дед совсем о.уел?» Алесь Микалаевич очнулся и жалобно попятился.

- Я полицию вызову! - отчаянно прошептал Алесь.

- Да мы уже здесь! - засмеялся второй парень и показал на спецномер джипа. В подтверждение этих слов из машины донеслось бурчанье полицейской рации.

- Ладно, поехали, к бугру опоздаем - сказал парень с битой напарнику.

- Взять бы с собой тебя, дед, да ладно, живи пока – обратился тот к побледневшему Алесю.

Полицейские дали на прощанье ему пинка, сели в машину и с ревом рванули дальше.

«А ведь повезло мне, что не забрали, ведь я же сам виноват» - с облегчением подумал Алесь Микалаевич. За тоталитарное время беларусы-пешеходы как-то привыкли, что беларусы-водители вежливы, правил сильно не нарушают, а уж пешеходов пропускают всегда. Даже в час пик центральную улицу Ленина можно было спокойно перейти по переходу без светофоров. Опять же, коренные минчане всегда смеялись над российскими туристами, особенно москвичами, глядя как те осторожно ступают на зебру, как будто боятся наступить на мину, и недоверчиво смотрят на остановившиеся машины, ожидая, что они вот-вот поедут и их собьют. Теперь же, в эпоху Свободы, только такое поведение могло снизить вероятность быть задавленным укуренным сынком какого-нибудь нового беларуса или спешащими на стрелку бандитами. Впрочем, что там пешеходный переход! Крутые машины теперь часто ездили по тротуарам, объезжая пробки, и горе было зазевавшемуся пешеходу, который вовремя не успевал отпрыгнуть в сторону.

Алесь Микалаевич побрел дальше, морщась от боли в боку. Впрочем, ему действительно повезло. Он вспомнил Юрася, своего однокашника, с которым они часто виделись и когда-то вместе ходили на митинги оппозиции против Лукашенко. Во время одного из таких митингов омоновец толкнул за что-то Юрася, и у того на руке вскочил потом небольшой синяк. Юрась был страшно горд этим и всем рассказывал, как он пострадал за Свободу. А три года назад полицейские (которых в Свободной Демократической Беларуси стало почему-то гораздо больше, чем прежних тоталитарных милиционеров) забрали Юрася в отдел за то, что у того не было с собой паспорта. Там они его беззлобно избили ногами, и все бы ничего, но Юрась сказал, что чувствует себя плохо и попросил привести врача. Такой наглости полицейские снести не могли, к тому же настроение у дежурной смены было скверное, и они продолжили избиения и издевательства, в конце концов изнасиловав несчастного Юрася черенком от швабры. Только на следующий день его выпустили, и родные отвезли его в больницу, где он и умер. Начальник отделения полиции выразил сожаление о случившемся, заявив, что на Юрася завели дело о сопротивлении властям, а теперь дело придется закрыть в связи со смертью подозреваемого.

Проходя мимо шашлычной «Свободная Беларусь», Алесь Микалаевич, как всегда, вспомнил другого своего соученика, Ходара. Тот когда-то был хозяином этого кафе (Алесь уже забыл, как оно тогда называлось). Ходар в свое время очень возмущался тем, что Лукашенко «зажимает бизнес», и как-то признался Алесю, что самый счастливый день в его жизни – это тот декабрьский день 201* года, когда дядю Сашу сместили. Они тогда отметили это событие в его кафе и распили на двоих бутылку бальзама «Белорусский» (сейчас, кстати, этот знаменитый на весь бывший СССР напиток превратился в тошнотворное пойло). Ходар был возбужден, потирал руки и приговаривал «Ну теперь-то я развернусь». Но развернуться не получилось – всего через полгода на него наехали какие-то люди, говорящие с южным акцентом, требуя продать его кафе за гроши. Ходар отказался, и его убили.

Глубоко вздохнув, Алесь Микалаевич побрел дальше. Он любил свой город, и раньше в выходные дни мог целыми днями просто бесцельно гулять по нему, любуясь и широкими проспектами и маленькими улочками, улыбаясь прохожим и даже деревьям. Устав, он заходил в парк имени Янки Купалы и отдыхал там на скамейке, наблюдая за гуляющим народом и проезжающими по специальной дорожке велосипедистами. Теперь же, когда сбылась мечта всех прогрессивных людей мира, и Европа наконец-то избавилась от своего последнего диктатора, засадив его в тюрьму Гаагского трибунала; так вот именно теперь Алесь часто ловил себя на мысли, что нынешний Свободный Минск стал ему как-то неуютен. На улицах была грязь, давно не крашеные и не ремонтировавшиеся дома выглядели безобразно и пугающе, за беспричинную улыбку на лице можно было получить и нож под ребро, а парк кишел гопниками и наркоманами, так что ходить туда гулять было просто самоубийством.

Но вот, наконец, Алесь Микалаевич и дошел до места своей работы. Это был «Дворец спорта», где Алесь устроился уборщиком. Никаким спортом там давно уже никто не занимался, как и повсюду в Беларуси, зато во Дворце был крупнейший крытый блошиный рынок. Работа была тяжелая и грязная, за нее даже азиаты не брались, но при нынешнем запредельном уровне безработицы и такое место было удачей, ведь все бесчисленные белорусские предприятия, заводы и фабрики, над продукцией которых так любили иронизировать оппозиционеры, закрылись или влачили жалкое существование.

В этот день Алесю пришлось разбирать хлам в каком-то давно заброшенном углу подвала. Отодвинув очередную коробку, Алесь вдруг увидел невесть откуда взявшийся прислоненный к стене портрет Александра Лукашенко. Глаза бывшего президента с укоризной смотрели на него. Алесь долго не мог отвести взгляд от портрета, и только губы его помимо воли шептали немыслимые слова: «Ох, Батька, что же мы с Родиной-то сделали. Прости нас, Батька…»

http://mudroslav.livejournal.com/741.html