Недавно меня посетил один один очень симпатичный молодой англичанин. Он пришёл ко мн, незнакомому ему, старому, больному учёному, и сказал мне, что в переживаемый момент, когда надвигается ужас возможного столкновения между нашими народами, никто, ни с той ни с другой стороны, не имеет права молчать; всякий, в том числе и я, должен возвысить свой слабый голос, чтобы общими силами, может быть, отвратить непоправимое бедствие. С той минуты я не знал покоя, сознавая всю правоту его слов. Конечно, я не сумею сказать что-нибудь, чего не высказал бы любой честный русский человек, не принадлежащий к тем, которые теперь ждут получить конституцию из рук английского майора или полковника, а заодно и что-нибудь лично себе – «на водку». Но если руководствоваться этим соображением, то, ведь, все будут молчать. Другое соображение: как сделать, чтобы слово руского достигло слуха англичанина при той цензуре и официальной лжи, которыми современные диктаторы Англии оцепили когда-то свободный английский народ? Предпринятому Коммунистическим Интернационалом изданию на нескольких языках, быть может, удастся преодолеть это препятствие. Вот что сказал бы я своему воображаемому собеседнику, рядовому англичанину, как и я рядовой русский, разумеется, в том предположении, что он захотел бы меня выслушать.
Мистер Бритлинг[1], успокаивая свою совесть, возмущённую войной, говорит: - «Я не отвечаю за действия сэра Эдуарда Грея». – Но он неправ. Давно сказано – всякий народ имеет правительство, какого заслуживает. Я не политический деятель, от которого зависят судьбы народов, не представитель печати, обязанный доводить до сведения народа «всю правду», даже не историк, обязанный делиться с ним теми своими знаниями о прошлом, которые ему помогут разобраться в настоящем. Я просто учёный, долго живший на свете и усвоивший непреодолимую потребность понимать то, что творится вокруг, чтобы сообразовать с этим свой образ действия – одна из миллионов ответственных человеческих единиц, из которых слагается ответственность наций.
Эта ответственность тем более велика, чем более нация свободна. Только бессознательные рабы могут говорить: виноваты не мы, а наши правители. Народы, порабощённые, но не утратившие сознания позора своего рабства несут прежде всего самую тяжёлую обязанность – бороться со своими поработителями, пока не свергнут их. Русскому народу пришлось исполнить этот свой долг перед историей при таких ужасных условиях, каких не знал ни один народ в мире. Он находился в худшем из рабств, к тому же ещё замаскированному отвратительной комедией парламентаризма, состряпнного Столыпиными, Гучковыми, Саблерами и им подобными; разыгранной Милюковыми, Пуришкевичами, Маклаковыми и tutti quanti и служившей ширмой для прикрытия позорного союза[2] «трудовых» демократий Европы с её последней азиатской деспотией.
Разорённый до тла, истекающий кровью, русский народ нашёл в себе силы, чтобы испольнить свой долг перед историей, как это в первый момент было признано всеми сторонами. Английские правители рассчитывали, что в их распоряжении останется то же число русских штыков, а сами они избавятся от позора быть союзниками русского царя. Они были уверены, что лакеи их проконсула Бьюкэнена, Милюковы и пр. – состряпат и разыграют ещё более гнусную конституционную комедию. Но русский народ и те, кто ему честно служили, иначе понимали свою задачу; освобождаясь, русский народ навсегда покончил с самым гнусным оплотом «милитаризма»; неудивительно, что его победным кличем был «мир» и, конечно, он имел на то неоспоримое право. Одновременно; с народов, как и с животных, не сдирают двух шкур[3]. А главное – революция изобличила ту фарисейскую ложь, будто война велась против милитаризма. Не против милитаризма велась она, а за милитаризм владык Lombard Street’a, к которым не замедлили присоединиться и владыки из Wall Street, и против назревавшей общей социалистической революции. Но лакеи английского проконсула, очутившись в роли министров молодой республики, предательски скрывали отчаянынный вопль народа о мире и, пользуясь всесветной цензурой, стали заверять, что русский народ рвётся в бой.
Плоды Февральской революции, добытые петербургскими рабочими и солдатами, достались случайно вынесенным на гребень её волны представителям цензовых классов, которые своим сознательным оттягиванием учредительного собрания, явным желанием повторить июньские парижские дни 1848 г., позорной комедией Московского Совещания и, наконец, двумя предательскими походами на Петербург, спасшийся только благодаря большевикам, сделали вторую, Октябрьскую, революцию безусловно неизбежной. Победа оказалась на стороне большевизм, и побеждёнными оказались разношерстные враги революции.
Вы из вашего далека можете обвинить большевиков в утопизме, в желании использовать так дорого стоившую русскому народу революцию до конца, сразу осуществить последние слова социального строительства, но всякий беспристрастный русский человек не может не признать, что за тысячелетнее существование России в рядах правительства нельзя было найти столько честности, ума, знания, таланта и преданности своему народу, как в рядах большевиков. Имена Ленина, Троцкого, Чичерина, чтобы ограничиться только ими, уже составляют достояние истории. А говорить о каких-нибудь других правительствах, разумея под ними разбойничьи банды, связанные только общей ненавистью к революциии и возглавляемые царскими слугами, виновниками войны, в которой он обнаружили только свою неспособность бороться с внешним врагом – и только сумевшими делать разбойничьи набеги на несчастную родную страну, опираясь на помощь врагов – сегодня немцев, завтра Антанты, а то и тех и других вместе – говорить это можно только при полном незнании дела или при желании обмануть несведующих.
Несмотря на краткость этой заметки, я не хотел бы быть голословным и позволю себе напомнить только самые выдающиеся факты. Какое изумительное знание и политическое предвидение обнаружил Ленин в своем предсказании революции в Германии – предсказании, встреченном, как бред ослеплённого фанатика, и через несколько недель буквально оправдавшимся; или в своей уверенности, что «Брестский мир», дав русскому народу «передышку», в самое короткое время исчезнет без следа. И он исчез бы, если бы «союзники» не пожелали продолжать дело «кайзера», выступив на защиту остзейских баронов. Отметьте карандашом на карте, чем была большевистская Россия год тому назад, благодаря тем же «союзникам», мечтавшим воскресить царский строй – и чем стала теперь.
Спросите себя, приходилось ли какой-либо стране вести борьбу на таком протяжении, и вы оцените деятельность большевистского Карно и его талантливых сотрудников, создавших первую в истории действительно народную армию – красную – умеющую, защищая родину, бить врага. Почитайте ноты Чичерина, и вы найдете первые в истории произведения честной дипломатии, о которой только ещё мечтает ваша независимая рабочая партия в своем требовании демократического контроля. Прибавьте к ужаснейшему положению, когда-либо испытанному каким-нибудь народом, непрерывные заботы о народном образовании, возникающие бесчисленные школы, читальни, аудитории, небывалый спрос на книгу для народа, успешно удовлетворяемы советским почином, под’ем эстетического развития народа, благодаря впервые ставшим действительно народным театрам, концертам, лекциям. Подведите итог всему этому и вы оцените по достоинству наглую клевету о большевистском вандализме, распускаемую подкупленной печатью всего мира.
И подумать, что все ужасные бедствия, претерпеваемые несчастной страной, вызваны правительством не находящегося с нею в войне английского народа , что на эти бедствия затрачиваются в войне английского народа и, что на эти бедствия затрачиваются его и без того оскудевшие средства. С детства привык я видеть в «Punch’e» зверского казака с нагайкой, как олицетворение ненавистной английскому народу царской Росссии – теперь он об’ является в парламенте «другом» английского народа за то, что помогает вернуть освободившуюся Россию назад под иго царей. Передо мной фотограции предательски взорванных на Волге мостов – этот культурный подвиг также оплачивался английскими агентами! Но ужас доходит до пределов возможного, когда узнаешь, что делалось это не для достижения каких-нибудь местных тактических целей, а с одной общей дьявольской целью – уморить голодом не участвующее непосредственно в борьбе население – женщин и детей. Куда делись все бесконечные рассуждения, раздававшиеся на всяких гаагских и иных конгрессах о том, что бедствия войны должны как можно меньше касаться нонкомбатантов – не участвующего в войне населения?
Современные правители с гордостью говорят: - «nous aюvons change tout cela»: война без об’явления войны, война наёмными убийцами, война голодом, истребляющим миллионы неповинного населения[4], для достижения чего все средства хороши вплоть до вероломного ипользования уважаемой даже варварскими народами посольской неприкосновенности (Нуланс, Локарт!) – вот последнее слово пресловутого международного права, практикуемого теми, кто управляет английским народом. И все это творится против русского народа, который не приносил, не приносит, не хочет, да и фактически не может приносить никакого вреда английскому народу.
Я знаю ваш ответ: а наши проценты, а царские займы которых вы не признаете?[5] Но ведь Чичерин давно уже доказывал, что все, что предпринимается против России, предпринимается в интересах владельцев царских займов (не потому ли выгодных, что заключавшие их сознавали их рискованность?) и пояснил, что в конечном счете Советское правительство, может быть, и предпочтёт откупитья для того, чтобы не налагать на народ новый откуп кровью. Не могу, однако, отказаться от следующих уже не политических, а чисто этических соображений. Помнится мне, что сэр
Эдуард Грей, во время Лондонской конференци, по поводу дележа турецкой добычи между балканскими союзниками (!) высказывал мысль, что добычу эту следует соразмерять с жертвами, понесенным каждым участником войны. Конечно, на первом плане должны стоять жертвы людьми – кровью. В Париже теперешние победители конечно уже подводят такие итого, и газеты оповестили, что на долю английского народа выпадает всего несколько сот тысяч убитых. Быть может, эта оценка, так сказать, только для внутреннего рынка, чтобы успокоить недовольных войной. Но у нас, конечно, эта цифра измеряется миллионами.
Подсчитали ли версальские победители этот избыток жерств, принявших на себя первые удары и отвлекших на себя значительные силы немцев, без чего, быть может, исход пресловутой Марнской победы был бы совсем иной? Или они подсчитали только то золото, которое было ссужено на обмундировку и прокормление этих жертв (вооружение их, как известно запоздало)? Ведь и Шейлок, если бы для него выкроили кусок трепещущего человеческого мяса, не имел бы дерзости потребовать обратно ссуженного под залог этого мяса – золота! На это способны только современные Шейлоки, вооруженные пулеметами и танками. Да ведь и за ссуду-то расплачивался своим пушечным мясом народ, а получила ее третья сторона – царь и его клевреты, теперь обивающие пороги парижских и лондонских передних в надежде что-нибудь дополучить за вновь льющуюся кровь своего народа, а, может быть, «авансом» и за ту, которая еще будет пролита.
Я очень хорошо сознаю всю идеалистическую наивность своих слов. Политики и черная дипломатия давно забронировали себя аксиомой, что этические требования, связывающие отдельные личности, для них необязательны, и настолько уже в этом успели, что теперь мы присутствуем при обратном явлении: отдельные человеческие личности (спекулянты, предатели и проч.) заразились свободной совестью своих правителей.
Читать дальше
Сборник «Наука и демократия» (статьи К.А.1905-1919 гг.). Ленинград, рабочее изд-во «Прибой», 1926. С.425-432.
http://docs.google.com/View?id=dc38bgj_0hg9rvtg3
