Итак, три кита революции: свобода, равенство братство. Да, это лозунги, а не цели, да, это даже не лозунги Великой Социалистической Октябрьской революции (назвала ее так, как было в учебниках и календарях, а не «Октябрьский переворот», как пишут теперь), а лозунги Великой Французской революции, но для нас они тоже кое-что значили. Ведь Французская революция понималась как один из источников идей для нашей революции. И «Марсельеза» и «Карманьола» были и нашими революционными песнями. «Свобода, равенство и братство» были важны и для нас, но считалось, что в буржуазном обществе они декларативны, а у нас наполнены настоящим содержанием. Так «Свобода» понималась прежде всего как свобода от эксплуатации человека человеком, «Равенство» понималось как отсутствие классовых противоречий и имущественного неравенства, «Братство» как отсутствие национальных и религиозных противоречий. Но скажем, что такая трактовка этих понятий не слишком нас всех устраивала, хотя на экзаменах мы отвечали именно так.
Начну с первой частью революционной триады – со Свободы. В Перестройку люди пришли к выводу, что свободы у них нет, потому что им было все равно, кто их эксплуатирует: частное лицо или государство. Главным моментом здесь было то, что за труд не доплачивают. («Эксплуатация — присвоение результатов труда другого человека без обмена или с предоставлением взамен товаров (услуг, денег), стоимость которых меньше, чем стоимость, созданная трудом этого человека.») Напрасно идеологи говорили, что, зато недоплаченные деньги расходуются на общие нужды, а не на удовлетворение сверх потребностей частных собственников. Никто их не слушал. Всем почему-то казалось, что частный собственник заплатит им почти все, а себе оставит так, чуть-чуть, детишкам на молочишко. И с чего им в голову пришла такая мысль? Правильно говорят, что уж если Господь захочет кого-то наказать, то вначале лишит разума. Люди считали, что государство неправильно тратит недоплаченные им деньги: строит «ненужный» БАМ, помогает странам социалистической ориентации по всему миру, производит много оружия. Они не хотели ждать, пока построят хорошую больницу или школу для всех, а считали, что дай им только их деньги полностью – они сами для себя все сделают. Заболеют – полетят лечиться в Швейцарию на личном самолете (мало кто сомневался, что у него будет личный самолет), а уже если не будет у них на это денег, то, значит - сами виноваты, что не заработали (но всерьез никто не верил, что он окажется таким неспособным). Вы скажите, что мы все были такими наивными, чтобы не сказать идиотами? Ну, так четко, как я, это тогда мало кто формулировал(ну, а те, кто формулировали, делали это именно так). В основном это был такой тренд, такое смутное настроение, мечты что ли. Всерьез ведь никто не верил, что СССР рухнет, что государственная социальная система пропадет: она казалась скверной, но неизменной, как и наша погода. Об исчезновении советской власти мечтали примерно как обиженные дети мечтают, чтобы родители куда-нибудь делись, а они смогли бы делать все по-своему.
Ну, и возвращаясь к свободе, скажу, что хотя мы и знали нужное для экзамена определение, но все же как-то не связывали в уме свободу и эксплуатацию. Не понимали мы свободу и так, как ее понимают в буржуазных странах, т.е. как отсутствие политического деспотизма, свободу слова, собраний, печати.
У нас было официально заявлено, что политического деспотизма у нас нет, а свобода слова, печати и собрания были записаны в Конституции. Только имелись оговорки. Осуществление этих свобод было возможно в определенных рамках. Например, свобода печати. Если ты частное лицо, то ты не можешь издавать свою газету, но можешь написать статью или письмо в уже имеющуюся. Там их напечатают, если сочтут нужным, потому что у тебя есть свобода писать, что ты хочешь, а у них – свобода печатать, что они хотят. Собственно, в буржуазном обществе то же самое: не всякий же может заплатить за публикацию на правах рекламы. Развешивать свои статьи на заборах и стенах тоже могут запретить и там, и здесь по причинам общественного порядка. Наконец, везде есть ограничения на то, что можно писать. Здесь соглашусь, что в буржуазных странах ограничений значительно меньше, хотя они тоже есть.
Аналогичная ситуация была и со свободой слова. Во-первых, она мало что стоит без возможности выступления перед большой аудиторией, а во-вторых, имеются ограничения на высказывания, но при советской власти их было неизмеримо больше. Но с другой стороны, уж если вам давали высказаться, то к вам прислушивались. Свобода собраний тоже была как-то гарантирована, но в рамках соблюдения процедуры, например, можно было инициировать собрание трудового коллектива, партийной ячейки. Можно было организовать какое-то общество, типа общества кактусоводов, добиться признания его официальным и далее что-то требовать, например, помещения для своих собраний, выписке вам зарубежных журналов по этой теме, организации своего журнала, загранкомандировок, устроения выставок и информационной поддержки. Нельзя было образовать политическую организацию, потому что заведомо считалось, что она будет антисоветской. Со всем этим в буржуазном обществе гораздо лучше, но когда мы получили эти права в полном объеме, то уперлись в денежный вопрос и в вопрос влияния. Ты, например, можешь создать свою партию, но никакого помещения для нее или чего еще не получишь – все за свой счет. Ты можешь сколько угодно говорить в курилке, но начальник не даст тебе организовать собрание трудового коллектива, а если оно и соберется, то он на него не придет, а если и придет, то ничего не сделает из того, что вы ему скажите. И пожаловаться на него будет некому.
И в советское время и сегодня люди не очень-то страдали из-за ограничения свободы слова, печати и собрания. Свободу же понимали, как возможность делать все, что угодно. А спроси людей, что это значит, они и не скажут. Например, вот такая мечта: построить свой дом, огородить его забором и там делать все, что угодно. «Ну, что например?» Обычно отвечают, что « хоть раздеться и ходить голым». Это так трогательно, прямо, настоящее возвращение в Эдем, ко временам безгрешности. Одно плохо: климат у нас неподходящий. И все же в хорошую погоду, проходя мимо высоченных заборов, в два человеческих роста, сделанных из таких материалов (кирпич, сталь), что нет ни одной щелочки, я представляю себе, что хозяева там сейчас ходят исключительно голые (красивые такие: брюшки повисают, ножки кривые, комары и мухи их облепляют, ну да ладно). А иначе, зачем они столько денег на это монументальное сооружение потратили? Или они там марихуану с опийным маком выращивают? Но если построить свой дом удалось не всем, то другую мечту осуществили многие, причем им еще помогли. Оказалось, что многим людям не нравилось, что их принуждают работать. Они считали это рабством. Получив свободу, люди уволились. А других уволили. Некоторые начали свое дело, где они работают гораздо больше, чем при СССР, а получают ненамного больше. А другие переселились на свой дачный участок, стали копать грядки, ловить рыбу, собирать грибы и ягоды. Если кому нравится такая жизнь, то ради бога. Но многие вынуждены так жить, хотя вовсе этого не хотели - вот в чем проблема. Изменилась и свобода передвижения. С одной стороны, стало возможно уехать в другие страны (но здесь нашу свободу ограничивают те самые страны, которые вовсе не хотят, чтобы мы к ним ехали), с другой стороны, отсутствие денег привело к тому, что многие не могут и в соседний регион выехать.
Абсолютная свобода – это свобода голого человека на голой земле. Она мало кому нужна. А если ты вступаешь хоть в какое-то взаимодействие с другими людьми, с обществом, то ты часть свободы сразу теряешь, потому что даром ничего не дается: ты что-то должен делать взамен, что уже ограничивает твою свободу соблюдением правил и наличием обязательств. Вся историю человечества – это выяснение тех рамок, в которые надо себя вставлять. В СССР они были слишком узкие, а сейчас – слишком широкие. Было узко, а стало холодно и неуютно.
И очень уж по-разному получилось с реализацией свободы у разных людей. Скажем так, что некоторые слои общества, безусловно, выиграли. Например, интеллигенция получила возможность читать книги без цензуры, смотреть фильмы без цензуры, печататься (но не читаться). Другое дело, что она утратила свое влияние и гарантированные рабочие места. Стоило ли одно другого? Криминализованные слои общества получили возможность делать почти все, что им запрещали, абсолютно легально. Они, безусловно, выиграли. Очень многие получили полную свободу умереть под забором, пить все, что горит, рыться в помойках. Почти все получили права самим себя лечить, учить и защищать.
В общем, свобода оказалась весьма сомнительным приобретением, но отказываться от нее пока не готовы. А в следующий раз я напишу о том, от чего с радостью отказались: от равенства и братства.
Мой учитель истории (бывших учителей не бываешь) Батырев И.А. говорил, повторяя чьи то слова "Свобода одного человека, заканчивается там, где начинается свобода другого".
