8 марта 1952 года

Ещё в военные годы дошкольником мне довелось приобщиться к рынку и прикипеть к нему. Мать работала в колхозе с утра до ночи и мучилась с младшим братом Юрием, родившимся 17 декабря 1941 года, отец на фронте, денег не хватало, и меня посылали на базар торговать квашеной капустой. Мать выпрашивала клячу, запрягала её, вкатывала бочонок заготовленной ей капусты, подсаживала меня на облучок – и вперед. Мне сам процесс торговли очень нравился. И уяснил себе с тех пор, что «деньги – это чеканная свобода» (Дизраэли, Столыпин), и что надо быть экономически самодостаточным.

Конечно, моё жизненное призвание – не зарабатывание денег, а производство смыслов. Но когда был школьником, то хотел побродяжничать по стране и миру, ни от кого не завися. Решил одноразово неплохо заработать на мимозе в канун 8 марта.

С утра 7 марта взял чемодан, сел на электричку и поехал на Каланчевку. Тогда там в зоне отчуждения железной дороги стояли ряды сарайчиков. Договорился с хозяином одного из них, арендовал на вечер, заплатил вперед, взял ключ. Затем – на Центральный рынок близ нынешнего цирка на Цветном бульваре. Обошел цветочные ряды, оценивая приезжих кавказцев-торговцев. Заприметил нескольких более-менее простоватых колхозников и выбрал тех, у кого в ящиках виднелась пожухлая мимоза – пропадет, если вечером не продаст. А уже начинало темнеть. И я подступался и говорил – «Покупаю оптом четыре ящика плохой и два ящика хорошей мимозы». Поторговавшись, договаривался. Затем – договаривался с грузовичком и отвозил ящики в сарайчик. Там почти во тьме начинал составлять букеты – две хороших мимозины и четыре плохих. Перехватывал проволочкой и по 20 букетов заворачивал в марлю. Когда всё подготовил, то брал две марли в охапку и шел на пятачок перед Ленинградским и Ярославским вокзалами. Там конкуренты–цыгане влёт продавали букеты хорошей мимозы по 30 рублей. Торопящиеся домой мужчины покупали их в давке. Товар расходился молниеносно. Цыгане малоконкурентоспособны по сравнению со мной тогдашним, они не продумывали логистику и пути и способы доставки, и кидались скопом за новым товаром куда-то далеко, а я выступал вперед к толпе жаждущих и кричал – «Мимоза – 50 рублей!». «Было же 30», - пытался кто-то протестовать. «Вот и жди, когда будет 30», - отвечал я. Народ возмущался и проклинал, а деваться некуда. Когда марли кончались, мне два шага до арендованного сарайчика…

Деньги запихивал за пазуху, а в сарайчике ссыпал в чемодан. Когда торговал, набегали проститутки, приглашали к себе. Мне тогда был четырнадцатый год, риска не хотел, ибо цель – воспользоваться конъюнктурой и заработать.

С наполненным ассигнациями чемоданом возвратился с Казанского вокзала домой в Удельную, где наша семья из пяти человек проживала в одной комнате двухкомнатной квартиры. Проблема – где хранить деньги? На трофейном буфете стоял тульский самовар, украшал быт. И я тайком запихал деньги в него до упора. И стоял самовар спокойно долго, пока мать не решила провести уборку и стереть с самовара пыль. И дотянулась до него – он показался ей слишком тяжелым. Заглянула – там столько, сколько они с отцом за год не заработают. И отец, и мать были членами ВКП(б), отец работал замполитом Быковского аэропорта, из сталинских выдвиженцев конца 1930-х годов. «Откуда деньги?» Не буду же я расстраивать родителей, молчу. Отец вообще подозревал меня в каких-то неправильных затеях. А поскольку я не давал четких объяснений, то он меня просто наказал физически, да так, что заляпались обои и мебель. Деньги родители не сдали в милицию, а потратили на домашние нужды, и мать отмыла стены, забрызганные моею кровью.

 

 

***

 

anticomprador:
Очень интересно было прочитать. Больше рассказывайте про то время.
А то молодежь думает, что тогда ходили только строем и шаг влево-вправо считался за побег.
Меня вот что заинтересовало - а как же милиция? Ведь тогда же главой МВД был "ужасный" Берия. Как же бериевская милиция позволила 14-летнему пацану торговать цветами у вокзала?

 

skurlatov:
Милиция тогда была малопорченая и в Москве, и на окраинах (я ведь обошел всю страну). Милицию не замечал, ни одного неприятного воспоминания.